Художник «Религий Мира»

Изменилась ли ваша жизнь и мировоззрение после проекта «Религии мира»?

Жизнь раньше как делилась? До армии и после армии. До армии она была одна, после армии –совсем другая. А сейчас у меня жизнь до горы Афон и после неё. В любой судьбе пребывание на святой горе является ключевым моментом. Потому что гора Афон, помимо того, что это самое намоленное место, является домом тех людей, которые в состоянии изменить твоё отношение к жизни: к деньгам, к ценностям, к поступкам. Я общался там со старцем Венедиктом, он живёт один, а знает всё, что происходит в мире. Это те старцы, которых партия коммунистов от нас скрывала и говорила, что такого быть не может. Более тысячи лет на горе существует закон, по которому там нельзя находиться женщинам. Там даже животные мужского пола, кроме кошек – чтобы мышей ловили, и куриц – чтобы яйца несли.

А как первый раз в Ваших руках оказалась фототехника?

У родителей не было фотоаппарата. Я первый в семье, даже можно сказать в роду взял его в руки. Лет так в 10, у сестры. До сих пор помню, как кожа пахла на том фотоаппарате. Снимал парки, друзей, ничего выдающегося.

Не скажу, что я был одарённый, просто очень стабильно работал.

Чтобы я ни снял – снимки получались. Есть люди, у которых либо супер хорошие, либо супер плохие фотографии, у меня всегда были средние. Не было такого, что я, например, плёнку пересветил. А так фотографом то стал по большому счету пять лет назад, когда я полностью поменял видение. Все работали фотографами ради чего? Ради заработка. А потом оказалось, что можно зарабатывать деньги на фотографии, делая очень «высокие» снимки. Можно работать над художественными проектами, значимыми, но они ничего не стоят, за них не привыкли платить. А можно каждый день снимать девчонок, то, как они переодеваются в новую одежду, и каждый день что-то зарабатывать, но от такой работы абсолютно никакого удовлетворения нет. А «Религии мира» – это очень масштабный и возможно многомиллионный бюджет. Закон бизнеса, какой? Если ты неизвестен – денег тебе никто не даст.

А как же стать известным: заниматься тем, что тебе нравится, или тем, что востребовано?

Можно навязать то, что тебе интересно. Но мы ничего не навязывали. Я к религии очень большой интерес испытываю. Симпатию. Мне это нравится. Я никогда не был сам религиозным человеком, но мне очень нравится со стороны наблюдать и передавать свои наблюдения. Ведь многие не хотят быть дрессировщиками, но зверей снимают с удовольствием. Мне очень нравилась фотография. Труд не большой, никаких физических усилий, в белой рубашечке можно ходить, всё время вокруг тебя красивые люди собираются. Фотографы вообще любят собирать вокруг себя красивых людей. Основное наше предназначение — фотографировать и всех удивлять.

Когда фотография стала вашей профессией?

После армии. Друг пригласил меня работать фотографом, и честно скажу — это была очень прибыльная профессия. Пригласил в Ростоблфото «Луч» — была такая контора для фотографов. Я был там учеником, а потом мне захотелось поучаствовать в выставках. Самый низший разряд в фотографии – третий, там его присваивали, когда выучишься, а самый высший разряд — седьмой. Выше некуда. Но ещё нашли выше – это Мастер Первого класса в России. Присваивают за победу в Испании. Я победил там только со второго или с третьего раза. Настырный был. Взял их измором.

Как же Вы оказались в кресле генерального директора фирмы «Марке Фано»?

Это не кресло – это табуретка можно сказать. Я занимался фотографией, как только пришёл из армии, фотография до армии – это детские годы, глупости. Потом в нашей стране всё стало меняться, и фотография стала никому не нужна, ничего не стоила. Я ушёл в бизнес. И это было перспективней. Я получил высшее юридическое образование и работал юристом. Большие суммы вокруг крутились, и я решил, что надо работать в этой области. 38 итальянских фирм пригласили меня быть их представителями в России. Я был их директором по правовым вопросам, и через некоторое время они меня попросили стать генеральным директором своей итальянской коалиции. Фирма «Марке Фано» имеет итальянское название, такая же фирма находится до сих пор в Италии — в области Марке, в городе Фано.

Через пятнадцать лет сотрудничества с Италией я вдруг почувствовал, что я снова становлюсь фотографом. Я много вижу, и надо это как-то передать.

И вернулся в фотографию. Так как у меня опыт работы уже был, нужно было учиться, нужно было действовать. Я поехал в Италию снова на стажировку в студии «Армани», «Сен Жермен де Пре», то есть в самые крутые студии Италии. Побывал там и понял, что я могу если не совсем так же, то так же смело и масштабно работать. Сегодня чего не хватает нашим фотографам? Масштабности. Они все хотят быть лучшими фотографами Пролетарского района или Нахичевани, или лучшим фотографом этого загса. А в Италии это не цениться. Там нужно ставить задачи и проекты, благодаря которым расширяешь кругозор, и к тебе подтягиваются другие люди, которые сами не могли бы подтянуться, но они тебе благодарны за то, что ты их выводишь на следующую ступень. Времени на самом деле очень мало. Мне сейчас нужно лет двадцать назад скинуть, чтобы у меня правильно построилась сегодняшняя политика. И в художественном плане и в экономическом.

Какие предпосылки в детстве сложились для занятий фотографией в будущем?

В детстве фотография – это баловство. Я очень хорошо помню, как мне она хорошо удавалось, я никогда не путался, для меня фотография – будто я родился фотографом. Я не учился, мне всё было легко, мне не нужно было что-то объяснять, рассказывать. Я всё помню, что мне рассказывали ещё фотографы в кружках в детстве. И я ничему не удивлялся. Воспринимал всё как должное. Помню своего преподавателя из прибалтики – Салеомов – серьёзный, интересный человек. Старой школы, интеллигентный фотограф. Сейчас таких фотографов мало, в основном молодёжь, которая стесняется быль интеллигентной.

В чем проявляется интеллигентность в фотографии?

В образовании, в манере поведения. Например, Салеомов долгое время называл своих учеников «на вы», пока не сближался с ними на столько, что поощрением было обращение «на ты». Сейчас уже таких людей, конечно, нет. Тогда фотография была очень значима для меня, когда такие люди со мной работали. Я не видел никогда успеха моего преподавателя, не видел какого уровня он был фотограф, но то, что он рассказывал о фотографии было гораздо важней, чем личный пример съёмки.Сегодня все стараются показать технику, но это не самое главное, видение фотографии важнее всего. А если я заменю тебе фотоаппарат, ты будешь заново учиться? Видение – это самое главное, а фотоаппарат ты можешь каждый месяц менять.

С чего начиналась работа фотографом?

Я работал в центральном дворце бракосочетания, за месяц работы можно было машину купить — столько свадеб было. Фотографы в то время ценились, их уважали, потому что то, что мог делать фотограф — любитель сделать не мог. А сейчас профессионализм покупают вместе с фотоаппаратом в магазине.

Когда я вернулся в фотографию — соблазн был «косить» деньги на всём. Я себя остановил, потому что потом не отмоешься, не поднимешься.

Если ты пошёл в детских садах зарабатывать деньги, то ты уже не имеешь права делать «Религии мира». И если ты девчонок фотографируешь в купальниках, то ты уже не имеешь права делать «Религии мира». То есть если ты их делаешь на высоком уровне, допустим в Италии, то это понятно. А если просто, не понятно для чего — то не стоит. Я себя очень сильно берёг для этих проектов. Я знал, что всё равно с помощью собственного взгляда посмотрю на религии. Когда я начал строить планы, мне сказали, что сильно размахнулся. И пришлось мобилизоваться. Мы собрали экспедицию и поехали на Афон. Довольно сложная была поездка. И когда я этот проект уже вёз сюда на флешках домой, одна флешка мимо кармана упала и утонула. Я до сих пор не помню, что я там снял. И мне от этого легче на душе, я не думаю, что пропали лучшие снимки. И когда я приехал в Ростов, то почувствовал, что у меня в руках нечто такое, чем владеют не все. Я начал изучать православные сайты и не нашёл ничего подобного. На Афон приезжали люди, не владеющие техникой или фотографы, которые не понимали, куда они попали. Они снимали не совсем то, что надо. Это не моё мнение, а мнение людей, которые давали оценки моим фотографиям. Если я побеждал на выставках, я не могу этого не сказать. Есть дипломы, есть профессиональное жюри, есть митрополиты и прочие церковнослужители, есть президенты православных обществ, которые мне присылают телеграммы с благодарностью за эти фотографии.

Есть основания считать, что именно со мной этот проект будет благополучно начат и завершён, потому что сейчас уже я имею полностью такой статус, что могу заниматься «Религиями мира».

Семья принимает участие в творческой деятельности?

Семью в работу не впутывал — не хочу навязывать, понимаю, что не дано всем. Фотография очень гармонично со мной сочетается. Я когда читаю книги по фотографии, начинаю понимать, что я их написал. Просто вижу, что я мыслю так, как эти люди. У меня есть своя книга по фотографии. Я человек очень конкретный и не люблю лить воду — привожу конкретные примеры. Я общаюсь с людьми подобного склада ума – рациональными. Все подобные книги написаны для того, чтобы большинство посчитало себя ничтожным, а автор — великим.

С самого детства знали, что свяжете жизнь с фотографией?

Я не знал, с чем я свяжу жизнь. Я занимался рок музыкой и хотел быть музыкантом, но потом трезво поразмыслил, что таким как Битлс я не буду, а значит и заниматься этим не стоит.

Почему всё-таки потом бизнес ушёл на задний план?

Я уже не то, что постарел, но повзрослел. Нужно получать удовольствие не только от денег, а от того, как ты стремишься на работу, с кем ты работаешь, что ты видишь. Я работал со строителями, были деньги, я много путешествовал, но эти путешествия из-под палки были. Строил в Беслане школу – там жил. Не совсем это всё приятно, не совсем добровольно. А когда путешествуешь ради фотосессии – это нечто другое. Такое путешествие приносит радость. Вот представьте: четыре красивые модели, два переводчика, группа, которая покупает билеты, встречает нас в Италии. Мы едем в студию «Армани», в студию «Сен Жермен де Пре», у нас есть свой личный автобус, мы катаемся по Италии, делаем съёмку на календари.

Заставлять себя идти на работу, а потом играть в домино, чтобы расслабиться – это не то, не модно.

Когда надоели модные сессии, и захотелось чего-нибудь серьёзного?

Никогда бы не надоело…

Если бы не что?

У нас нет культуры заказчика. Эти съёмки очень дороги, не потому что фотограф так захотел, а потому что, чтобы создать серьёзный образ модели, её нужно серьёзно готовить, искать площадку для съёмок. А у нас макияж — 1000, модели — 3000, фотографу — 5000, но это не серьёзно. В Италии после каждой съёмки фотограф покупает себе новый серьёзный фотоаппарат, стоимостью в 10 000 долларов. У меня были съёмки очень дорогостоящие. У меня же есть несколько рекордов. Самая дорогая фотография из серии «Слово о полку Игореве», оценённая в 1 342 000 рублей. Продана она была на аукционе, деньги с продажи, ещё до аукциона я пообещал храму. Они на эти деньги поставили купол.

То есть до проекта было уважение к религии?

Уважение было, но много я ещё не осознавал. Я знал, что у меня будет этот проект, но я ни коем образом не хотел понравиться священнослужителям, я просто отдал им деньги, не задумываясь.

После проекта изменилось мировоззрение?

Я нашёл больше оправданий каких-то своих поступков, а в некоторых наоборот, я увидел много порочного. Конечно, мировоззрение меняется, оно просто меняется у нормальных людей с возрастом, а если человек в своей жизни кого-то повстречает, то ему задают определенный вектор.

Какой же вектор вам задали люди на Афоне?

Все шли, чтобы поговорить со старцем, попросить что-то рассказать. Когда я его увидел, у меня рот не открылся вообще о чем-то спросить. Потому что это настолько умудрённый и умный человек, что если бы я открыл рот, я выглядел бы непомерно глупо. Поэтому когда он спросил: «Что ты хочешь спросить?» Я ответил: «Стоит ли заниматься фотографией, этим проектом?». На что услышал «Продолжай, как начал». Он предупредил, что начнутся проблемы, ведь всё находится в равновесии: Бог и дьявол. Чем больше старцы на Афоне добра делают, чем больше молятся, тем больше их душат по ночам. Он сказаи, что когда вам плохо, говорите во сне. Потому что на Афоне, когда в три часа ночи начинают молиться — сразу камни в окна летят, скрипит всё. Поэтому, хоть меня и благословили, но весь год перед выставкой у меня прошёл в ужасных мучениях и сложностях. Когда я начал проект, у меня не было до конца технической базы, не было выставочных площадок, а такие проекты в подвалах не выставляются. Они должны быть публично обнародованы. Они должны быть открыты на высоком уровне.

Нет смысла говорить: я бедный. Надо занять деньги и стать богатым на время своего проекта. Но показать его на достойном уровне.

Ценности изменились?

Я всегда старался не придавать значения таким убогим наборам благополучия как дача, машина, квартира, я понимаю, что люди счастливы не имея автомобиля и дачи. Оно конечно никогда не помешает. Но рвать себя на части ради этого не стоит. Если ты за свой труд достойно получаешь, почему бы не купить дачу, но просто пахать на неё — нет.