Тамара Рязанцева: «Надо понять тело умом»

Городской репортёр: Чем направление Dance of mind отличается от привычных для нас танцев?

Тамара Рязанцева: Это очень простые по технической составляющей танцы. Но они сложны для понимания человека. С помощью определённых образов проявляется то, что есть в самом человеке, то, что заложено в его теле. Есть определённая серия образов, которые я использую постоянно. Например, глубокая вода и водоросль, ветер и камень, оковы и облака. Эти и другие образы имеют свои свойства, которые не являются постоянными и в нашем воображении могут меняться и влиять на характер движения. На каждом занятии я меняю образы или добавляю новые, так человек, посещающий занятия регулярно, понимает, как он может проявить себя ещё. Важно высвободить то, что у тебя внутри, в этом помогает фантазия и воображение.

— Эти образы для каждого индивидуальны?

— Образы для всех одинаковые, но у каждого танцующего своё восприятие. У кого-то море ассоциируется с пальмами, у кого-то с камнями, у кого-то с чайками. Разное восприятие и делает этот танец индивидуальным и неповторимым. Только к концу второго месяца занятий Dance of mind человек начинает себя глубже понимать, видеть пределы своих возможностей и пробует их расширить. В сознании возникают схемы, как выявлять движение своего тела, как искать что-то новое для себя, замечая свои паттерны, стараться уходить от повторов. Вообще, все раскрываются по-разному. Кто-то уже после второго занятия чувствует соединение образов с движением, а кто-то стесняется, тогда требуется больше занятий, но положительный результат наступает всегда. Если же глубоко погружаться в эту технику, то необходимо 8–12 занятий. Сначала на моих уроках люди просто выполняют задания, упражнения. Потом они учатся использовать образы, которые я им задаю, как основу для движения, осознанно и с пониманием. Анализ проходит через несколько занятий. Надо понять тело умом.

— Твои занятия проходят по определённой схеме?

— Да, определенная схема есть: подготовка внимания к слушанию тела, разогрев тела и воображения, силовая нагрузка и растяжка. Но часто приходится импровизировать на занятиях из-за многих факторов, от которых зависит настроение в группе. Это и погода, и место проведения, и количество участников. Я сейчас начала вести новую группу, они профессиональные танцоры. Моя самая главная задача во время моего занятия — это убрать движения, к которым они привыкли за многие годы танцев. У многих возникает непонимание того, что я от них хочу. Нужно отречься от старых движений, к которым привыкло тело.

— Кому не следует приходить к тебе на занятия?

— Думаю, не понравится заниматься людям, которые стремятся к достижению цели. Например: сесть на шпагат, делать какие-то трюки или цирковые элементы — этому я не учу. Наверно, спортсменам будет сложно. В моих танцах нет соревновательного момента, нет никакой конечной точки, ты находишься в постоянном поиске и только от этого получаешь удовольствие. Я на каждом занятие говорю, что не надо оценивать себя и других. Сравнивать себя с кем-то — это скучно, как мне кажется.

— Откуда идут корни такого нестандартного направления танца?

— Эти корни долго пробивались через всю мою долгую танцевальную деятельность. Но толчком послужило посещение одного из прошлогодних мастер-классов по Гаге Матана Дэвида — он является учеником основателя этой импровизационной техники Охада Нахарина из Израиля. Охад Нахарин запатентовал свою технику и открыл школу по гаге для танцоров и обычных людей. К своим ученикам он относится строго и только единицам разрешает преподавать. К нему приезжают танцоры со всего мира, обучаются в школе два года и платят за это немыслимые деньги. Для меня это слишком дорого. После окончания курса ученики сдают экзамен. И только прошедшие его, идут на следующий этап — получение разрешения на педагогическую деятельность. Это всё сложно. У нас в стране всё проще. Если я обладаю знаниями, то, почему бы мне не поделиться этим с людьми.

— Какой смысл имеют для тебя «Танцы-рязанцы»?

— Любовь к танцам началась с раннего детства. Я занималась в кружках с классической базой и эстрадными композициями. В юности была солисткой в Театре Модерн Балета под руководством Виктора Данилевского. Этот человек вложил в меня любовь к движению. Любовь развивалась во мне параллельно с интересом узнавать все новые и новые танцевальные стили: модерн, афро-джаз, джаз-модерн, контемпорари, хип-хоп направления — в них меня привлекает уличный шарм и экспромт. Но свое внимание я сейчас остановила на импровизационных техниках — это очень живое и философское движение, способное поддерживать в хорошей форме не только тело, но и мысли, развивать фантазию. По образованию я — художник. И в танце это мне очень помогает видеть картинку происходящего со стороны. Обычно я танцую вместе с учениками, но иногда я отхожу и смотрю со стороны, как они двигаются. Бывают такие моменты, когда все погружены в осознанное наблюдение за собой и за партнерами. Это красивый момент, который никогда не повторится, и иногда такой рисунок получается, что хочется эту возникшую картинку зафиксировать, хотя бы сфотографировать. Особенность безвозвратного момента, осознанность каждого момента «Здесь и Сейчас» меня очень привлекает. Танцы-рязанцы для меня — это один из смыслов моего существования, то, без чего мне становится грустно и односложно.

— Расскажи подробнее о своём первом перформансе?

— По-моему, мероприятие называлось Фестиваль неформатного кино. Если я не ошибаюсь, это был 2006 год. Фестиваль организовывал мой знакомый, где показывали совсем другое кино, чем в кинотеатрах. И там еще был музыкант Папа Срапа, который предложил сделать совместный проект. Я пригласила танцевать свою подругу, так как нужен был контакт двух танцовщиц. В итоге он подключил к нам диоды и провода, которые создавали разные звуки в зависимости от плотности и характера движений. А для того, чтобы проводимость звука была чище, нам было нужно выступать обнажёнными. Но мы были категорически против, вплоть до отказа от участия. Найти выход из этой ситуации мне помогло мое Грековское сценографическое образование. Я предложила, чтобы мы танцевали, спрятанные под большой белой тканью, прибитой к площадке сцены. Если правильно подсветить, то будет видно только наши силуэты. Мы налили чёрную специальную смесь-краску в огромный поднос, который незаметно для зрителей стоял между нами. И в процессе перформанса мы обмазывались этой странной смесью, соединяясь телами то плотно, то кратко, создавая различные звуки. Постепенно наши танцующие силуэты становились тёмными, белая ткань тоже пропитывалась и чернела, и казалось, что все звуки от промокших тел, сцены и ткани — становились нарастающими и зловещими. Все наши движения — это был абсолютный эксперимент. Как-будто в другой мир попала. Я помню все перформансы, но это был первый и самый дорогой.

Был ещё один интересный опыт. Мы с девочками сделали коллектив и выступали с программой. Но постепенно стало ясно, что мы преследуем разные цели. Они хотели делать что-то продаваемое. Но во мне била другая струя, я поняла, что творчество, которым я хотела заниматься, не получается. С тех пор я выступала везде сольно. Потом была поглощена семейной жизнью и ребёнком. Но во мне заложено много творческого, и, когда сын стал подрастать, я начала опять танцевать.

В этом году было несколько важных событий, в которых мне выпала возможность поучаствовать. В феврале в Арт центре «Макаронка» состоялся экспериментальный музыкальный джем американской певицы Кэтт Тэйт «Katt Tait. Experience», в котором принимали участие такие известные ростовские музыканты как: Batasuna Progect, Илья Symphocat и коллектив «MINOR», художник и музыкант, минималист Aлександр Селиванов, перкуссионист Генрих Худиев, этно-инструменталист Валентин Медведь, скрипач Саша Велес и другие. Там не было ни одного отрепетированного момента, все только импровизация. Вместе с подругой-танцовщицей мы открывали программу танцевальным перформансом в духе буто. Интересным был первый момент, когда зрители собрались в зале в ожидании выступления чернокожей Кэтт, а сквозь толпу медленно стали пробираться светящиеся фигуры и странно двигаться под минималистичную музыку Александра Селиванова и эмбиент коллектива «MINOR».

С Александром Селивановым в марте мы делали совместный перформанс «Тишина» на фестивале «Постичь тишину» в Циферблате. Для меня это было самое точное слияние музыки с движением. Я даже думаю шепотом, вспоминая тот момент.

Еще в рамках международной акции «Ночь музеев» на площадке Creative Space мы как танцовщицы принимали участие в интерактивном произведении цифрового искусства, авторами которого были художники Студии Вычислительного дизайна PLUSMINUSLUB Роман Чекмарев и Мурад Керимов. В этой интерактивном инсталляции происходило взаимодействие человека и цифровой среды и, как следствие, — визуализация этого процесса. Мне давно хотелось попробовать что-то подобное. Уверена, что это не последний мой опыт совмещения движения и современных технологий.

— Как ты поняла, что ты можешь преподавать танцы?

— Меня подтолкнули на это мои друзья, которые говорили, что у меня огромный опыт и это многим будет интересно. Они убедили, поддержали морально и помогли мне на первом этапе с организацией. Собралась группа. Кто-то приходил, кто-то уходил. Но некоторые остались и занимаются постоянно.

— Как помогают твои танцы в обыденной жизни тем, кто ими занимается?

— Прежде всего, во время занятия ты отключаешься от своих проблем. Всё внимание уходит на то, чтобы сосредоточиться на образах, на воображении, на слушании тела и его внутреннего движения. Для нас, жителей шумного мегаполиса, это не сразу становится понятно. Но, как только получилось первый раз это почувствовать, начинаешь постоянно прибегать к этому слушанию в обычной жизни, как к шпаргалке. Вплоть до того, что качество жизни начинает меняться, очищаться.

Танцы — это потрясающее выражение себя. По сути, нужен только один единственный инструмент — твоё тело, с помощью которого ты можешь создавать творчество, оказавшись в любом пространстве. Поэтому это еще и очень экологичный вид самовыражения. А я за экологию, и ребёнка к этому приучаю.

— В идеале, как ты видишь развитие своей деятельности?

-У меня есть промежуточная цель. Я хочу собрать команду таких же творческих движенческих безумцев и творить вместе, создавать представления, бесконечно экспериментировать. Мне этого очень не хватает. Я испытываю в этом потребность.