В 2004-м в 34 года разбился на мотопараплане. Когда очнулся, слушалась только голова. Тело полностью парализовало. Сначала сделал инвалидную коляску для себя, теперь это международный бизнес, компания вышла на рынки Европы, Новой Зеландии, Бразилии. Сначала взялся сделать удобным для колясочников родной Калининград, теперь замахнулся на всю страну. «Лучший социальный предприниматель России-2015» .
Роман Аранин рассказал «Нации» свою удивительную жизнеутверждающую историю, достойную экранизации.

***
В 15 лет в аэроклубе я уже вылетел самостоятельно на спортивном самолете ЯК-52. Оглянулся, а инструктора в кабине нет — навсегда запомнил. На все, какие в Алма-Ате были горные вершины, к 10 классу я поднялся. Парашютный спорт, альпинизм, спелеология, скалолазание, горные лыжи, виндсерфинг — всем занимался. Когда пошел в армию, начался бардак с развалом Союза. Мы поступили в Борисоглебск, потом училище расформировали, кинули нас в «Качу» (Качинское летное училище в Волгограде. — «Нация»), там мы выходим на полеты, у нас по 120 часов налета на Л-39, а у инструкторов — по 12. Непорядок.

Потом попали в Харьков. И тут Украина отделяется. А мы все из России. И мы всей эскадрильей отказываемся принимать присягу в Украине. Месяц бомжевали в училище. Там всем было по большому счету все равно — приняли присягу или не приняли. Потом всетаки прислали за нами самолет, отправили в «Качу» и выпустили.

 

***

//Фото из архива героя публикации. журнал "Нация"
//Фото из архива героя публикации. журнал «Нация»

В авиации быть и не летать — это нереально. Приходить каждый день, изучать особые случаи в полете, красить бордюры — совсем не то, чего мне хотелось. А керосина просто не было, чтобы летать. Поэтому решил уволиться, у меня уже был первый ребенок, надо было зарабатывать. В это время, году в 1992-93-м, как раз начался Китай, и я пошел первопроходцем-челноком. Со временем стал заниматься оптовыми поставками игрушек, мы были самыми крупными в Казахстане, дело шло неплохо.

Потом случился неприятный случай, нам с женой пришлось отстреливаться из газового пистолета в своем районе. Это была стычка чисто на национальной почве. Мы не собирались уезжать из Казахстана, но тут же покидали вещи и уже через два дня были в Калининграде.

***

Там начинали с нуля. Привезли три контейнера игрушек, думали, что это казахи не покупают, а на тот момент, 1997 год, не покупали русские. Мама подходит, ребенка одергивает: «Тут на еду не хватает, а ты игрушки просишь». Начали щупать что-то новое. Поехали в Польшу, подписали контракт по обоям и начали возить обои. На своей «легковушке». Так родился мой бизнес из прошлой жизни. Простите, что отвлекаюсь (мы говорим по скайпу. — «Нация»), у меня тут за окном река, закатное солнце, полутона такие — оторваться невозможно. Так… Потом поляки начали возить итальянские обои, и они у нас пошли. Но поляки все поднимали и поднимали цену. В какой-то момент я разозлился, взял этикетку из рулона обоев, сел на самолет и полетел в Италию. Я на тот момент был с менталитетом челнока, думал, что вот так это и делается. Директор фабрики, теперь мой друг, показал производство, каталоги, я посидел, сделал заказ. Он говорит: «Необычно, конечно, это все. Но вот вам наши реквизиты, возвращайтесь в Россию, переводите деньги, мы все отправим». А я ему: «Так я с деньгами». — «Но там же 35 тысяч долларов!» — «Да-да, я сейчас все и отдам». И из какого-то потайного кошелька в штанах достаю деньги. Такие дикие русские. Мне во всем пошли навстречу. Этот бизнес до сих пор успешен и без моего активного участия.

***

Ну, а что еще делать? Лечь, смотреть в окошко, как летают вороны? Хочется мир менять. Сосредотачиваться на своих болячках скучно.

У меня есть друзья-американцы, мы познакомились в Китае. Мы тогда с моим другом Борисом — гениальным инженером, с которым мы и создали вместе нашу первую коляску вездеход, а знаю я его еще со школы, дискотеки вместе крутили, встретили странных таких людей в пуховиках, совсем не русских валенках, пакистанских шапках, которые к нам кинулись: «Ура! Белые люди! Вы говорите по-английски?» Они никак не могли найти свою гостиницу, мы им помогли, так и подружились.

Я каждый вечер ходил к ним практиковать английский. У меня вообще была тогда идея-фикс уехать в Штаты и быть там летчиком. И вот как раз эти американцы меня научили одной вещи. Представьте, идут они штурмом брать какие-то билеты, где все по-китайски, огромные очереди. Я говорю: «Это же такая проблема! Вы целый день потеряете. Давайте я вам дам переводчика». — «Да нет, Роман, ты посмотри на это как на приключение». Я очень проникся этой идеей и дальше пошел с ней по жизни. Когда что-то происходит, пусть даже страшное, а ты смотришь на это как на приключение, то все сразу становится по-другому. Есть книга «Невероятное путешествие в безумие и обратно». Ее написала девушка, у которой была шизофрения, и она вылечилась, что очень редкий случай. Это же совершенно бесценный опыт. Вот и у меня своя «шизофрения» с поломанной шеей.

***

Надо было лучше готовиться к полету. Взлетел не в то время, не в том месте. Ветер был не тот, настроение. После старта, я даже не понял, как так получилось, попал в нисходящий поток и вижу — под ногами высоковольтные провода, жужжат прямо подо мной. Паника. Слишком мощный мотор, покупал его для двухместных полетов. Он потянул меня в обратную сторону. Держал гашетку до земли. Фактически у меня не было никаких синяков больше. Четко рама перерубила шею на уровне позвонка С4. И все. Выживаемость при этих травмах — 5 %, на уровне С4 как раз иннервируются легкие, и они просто перестают работать. Мне повезло, и я в эти 5 % попал. Дальше реабилитационные центры, колдуны, все как у всех. Через колдунов все проходят. Как только ты ломаешь шею, и особенно если у тебя еще немножко денег есть, или нет денег, а есть квартира, к тебе начинают приходить разные «опытные люди»: «Денег не надо, дай мне два месяца, я тебя поставлю на ноги». В итоге через два месяца ты отдаешь 10 тысяч долларов, и ничего не происходит.

***

Реабилитация на момент моей травмы в России только зарождалась. Может, это все глупо звучит со стороны, но у меня все правильно складывается. Представьте, что бы было, если бы не было компьютеров или интернета. Точно бы бабушек с воронами разглядывал. Появилось голосовое управление, у меня стоит такая старинная программа на компьютере, по буковке диктую все, и хорошо получается. Сначала я попал к Дикулю, а потом у Любови Кезиной, бывшего министра образования Москвы, внук поломал шею. Она его повозила везде, а потом взяла и открыла в Москве лучший, по моему мнению, во всей Европе реабилитационный центр «Преодоление». Там мне дали конкретный толчок, и не только по самочувствию.

***

Под таких, как я, ничего не делалось. Все коляски больше заточены под «спинальников», которые руками что-то могут делать. Пришлось придумывать, сначала для себя. Купили на Тайване базу, Борис у себя в гараже точил дуги, по которым сиденье двигалось вперед и назад. Даже при движении базы коляски под наклоном в 30 градусов основание кресла оставалось в горизонтальном положении. Когда держится только голова, а туловище не держится, как у меня, это оказалось находкой. Мы думали, что это больше для души — куда-то на пляж поехать, в лес, а потом делали фотосессию, фотограф нас загнал на лестницу, а коляска вдруг, раз, и поехала по ней. Мы разместили ролик на YouТube, и буквально на следующий день люди начали массово писать, присылать фотографии своих лестниц и спрашивать: «А по такой пойдет?» Так появился наш бестселлер — коляска-вездеход «Максимус». Сейчас весь наш ассортимент заточен на преодоление ступенек. Вообще, у меня такое впечатление складывается, что все «шейники» и «спинальники» заперты на четвертом-пятом этажах без лифта. По СНИПам высота ступенек должна быть 14 см, чтобы колесо преодолевало, мы решили сделать его диаметром 29 см. Потом выяснилось, что у кого-то ступеньки по 17 см, у кого-то по 19. Ты понимаешь, что надо этим людям помогать, и потом, что это часть очень специфичного рынка, начали искать и наткнулись на немецкие ступенькоходы. Но наткнулись как? Мы ездили в Англию, на фабрику, которая производит контроллеры для колясок. И когда в аэропорту выгружались обратно, меня посадили на какое-то необычное сиденье, и это сиденье вдруг начало бодро шагать по трапу самолета. Сфотографировали лейбл и написали немцам. Обычно, когда ты пишешь на какую-то фабрику, и при этом ты не из Москвы, то с тобой никто особо и разговаривать не хочет. А тут я написал, и мне ответили. Дальше, есть общепринятое правило: когда ты поработал с людьми год-два, только тогда можно начинать разговор об эксклюзивных правах. А я уже во втором письме пишу: хотели бы начать, купить пробную партию и настаиваем на эксклюзивных условиях, чтобы никто в России больше ими не занимался. А я понимал, что на тот момент, таких ступенькоходов больше вообще нигде не было. И мне отвечают: «Да, давайте подпишем». Это цепь будто бы случайностей, но что мне в этой новой жизни нравится, что она вся из таких случайностей складывается. Подходит время, появляются новые люди, новые направления, и все складывается. Я вижу, что иду в правильном направлении и делаю хорошее, правильное дело.

***

Был момент на четвертый или пятый день после травмы, когда мы уже поняли, что местные хирурги меня спасать не собираются, а жену успокаивали, что ты, мол, молодая еще, не переживай, замуж выйдешь.

Вызвали хирурга из Новокузнецка, специализировавшегося на шейных травмах, но что-то мне вечером совсем было плохо. Я вдруг увидел себя сверху, увидел сверху медсестру рядом. Усиленно молился до утра. Пообещал Богу, что буду делать все, что подскажет. Наверное, он и подсказывает мне, ведет невидимой рукой.

***

Сейчас в ассортименте нашей компании Observer есть все, чтобы сделать доступным любое здание, даже историческое — и ступенькоходы, и платформы. В прошлом году поговорил с немцами и предложил производить ступенькоходы в Калиниграде. Они согласились. Я, два техника (один в коляске) и инженер поехали в Германию, обучились там. Подали проект в фонд «Наше будущее», который уже поддерживал нас по мастерским, а теперь поддержал еще и в производстве ступенькоходов. Купили станки и теперь готовы в бой, делать ступенькоходы здесь, в России.

***

Многие производители ведь как смотрят: ага, есть такой рынок, давайте что-то сделаем, но чаще всего это инженер на ногах, технолог на ногах и так далее. А у меня все очень прикладное получается. Я попробовал — мне неудобно, потрясло на неровной дороге, я выпал на одну сторону и до джойстика уже не дотягиваюсь. Взяли и в следующей партии изменили сиденье, сделали с боковыми выступами, и я там сижу, как влитой. Получается, что если я могу этим пользоваться, то это точно подойдет и всем остальным, потому что обычно все остальные могут все-таки немножко больше меня делать руками. Такой летчик-испытатель получаюсь, и мне кажется, европейские партнеры идут навстречу по всем проектам именно потому, что тоже во мне его видят.

***

У меня есть друг в Польше, который тоже сломался на параплане, и сейчас он летает в коляске и занимает третье место во всепольском рейтинге среди ходячих.

***

Когда ты ломаешь шею, все сразу становится очень дорого. Месяц пребывания в центре «Преодоление», например, стоит 370 тысяч рублей. И туда надо минимум на пару месяцев попасть, а лучше на полгода. Народ часто пытается продать квартиру и попасть в реабилитационный центр — это неправильный подход, надо выстраивать жизнь дальше, и квартира должна остаться. Во многом поэтому мы открыли инвалидную организацию «Ковчег» (сейчас их уже 8 по всей России) — это единомышленники, готовые строить безбарьерную среду. По-хорошему должна быть система, когда ты сломал шею, тебе сделали операцию, и уже на следующий день выписали в реабилитационный центр. Ты ведь вчера был обычный, ходил на ногах и не понимаешь, как с этим жить. Московская система правильная: любой москвич, получив такую травму, может попасть в «Преодоление» бесплатно на месяц или даже два каждый год. Понимаете, если жена три раза за ночь встает, чтобы тебя перевернуть, то, чтобы она от тебя не убежала и не озверела, ты должен куда-то уехать и дать ей выспаться.

//Фото из архива героя публикации, журнал "Нация"
//Фото из архива героя публикации, журнал «Нация»

При нормальном курсе наш «Максимус» стоил 350 тысяч рублей, сейчас — 450 тысяч. Чтобы было понятно, хорошая активная коляска для «спинальников», у которых руки работают, — две трубы и два колесика, ни моторов, ни аккумуляторов, ни контроллера — стоит 250 тысяч. Хорошо то, что лет семь последних государство реально начало вкладывать деньги в эту отрасль. И снова, смотрите, я сломал шею, занялся темой, и тут, бац, государство начинает компенсировать электроколяски. Последний год с кризисом чувствуется сбой, но я уверен, что это временно.

***

Если ты доказал, что тебе нужна такая коляска не для того, чтобы из кухни до гостиной доехать, а чтобы спуститься с пятого этажа, поехать в неприспособленный университет, потом забрать ребенка из школы, то соцслужбы делают отдельный конкурс и покупают конкретно под тебя такую коляску. У нас по статистике продаж всего 5-7 % случаев, когда люди покупают коляску сами. Все остальное — это покупки соцслужб. И три года назад с этим вообще не было проблем. Я приезжал в Англию и говорил: «У нас нет проблем с покупкой соцслужбами коляски за 8 тысяч долларов».

***

В советское время ты вынужден был жить с тем, что решил за тебя дядя из Госплана, но мы всей страной решили, что это неправильно и пошли по рыночному пути. А инвалиды остались в советском прошлом. Я вам сейчас нарисую картинку, а вы попытайтесь ее представить. Сначала, когда вы ломаете шею, вы попадаете к врачу, который теоретически все про вас знает и говорит, что вам надо, чтобы полноценно жить. В 99-100 % случаев этого не происходит. Ко мне врачи за 10 лет приходили три раза. И даже если они приходят, они ничего в этом не понимают. Вообще ничего. Они не знают, что такое пассивная и активная коляски, что бывают коляски, которые управляются подбородком. Для того, чтобы оформить индивидуальную программу реабилитации и получить все, что положено, вам нужно пройти этого врача. Ладно, допустим, вы его прошли (хотя до 40 % инвалидов этот первый кордон не проходят). Дальше вы попадаете на медико-социальную экспертизу. По всей стране там сидят бабушки, у которых плохое настроение от того, что им платят 9 тысяч рублей, и они каждый день общаются с инвалидами. Это не самое простое дело, потому что позитивных инвалидов процента три, а у остальных есть объективные обстоятельства, чтобы не быть позитивными. И пошел конфликт. Но эти бабушки тоже не знают, что надо. Это второй кордон, китайская стена вообще, которую не могут преодолеть еще 40 %. 30 % дошло до финишной черты. Им принесли индивидуальную карту реабилитации, из которой вычеркнули все, что надо, оставили только памперсы и по 44-му ФЗ РФ купили самую дешевую коляску. Все.

А должно быть так, чтобы человек сам выбрал, что ему надо, и там, где его хорошо обслужили, дали гарантии. Пытаюсь продвигать эту идею на федеральном уровне.

***

Мы сделали инвалидную организацию «Ковчег», потому что я понимаю: у меня все совсем неплохо, семья рядом, друзья, парапланеристы мои уже десять лет подряд приходят и таскают меня в баню. А есть ситуации, я насмотрелся — такие жесткие. Когда пришел утром соцработник, поменял памперс, посадил в коляску перед телевизором, вечером пришел, поменял переполнившийся памперс и положил в постель. Это сплошь и рядом. Таким людям хочется помогать. Мы, по крайней мере, помогаем им оформить эту индивидуальную карту реабилитации, чтобы они получили все, что им положено. Вторая задача была с безбарьерной средой, и у нас неплохо получается. Через три года сидения в общественном совете при главе Калининграда я нащупал правильные концы, и сейчас издали указ, по которому все вновь вводимые объекты сначала согласуются с нами, а потом идут дальше.

***

Безбарьерной средой точно не должны заниматься соцслужбы. Во всем мире этим занимаются архитекторы. Приехали как-то в гости поляки, я спрашиваю: «Ну как у вас так все сделано? Вы же только что были такой же советской страной!» Потому что приезжаешь в Варшаву или Гданьск, и нигде никаких барьеров, все занижено, и главное — это сделано было за каких-нибудь пять лет. «Пан, так то ж просто — закрыть». Когда ходишь вокруг да около, просишь расширить дверной проем в туалете кафе, а им все равно. А вот когда их закрыли после нашего обращения в прокуратуру, все сразу решается. Этим ресурсом тоже надо пользоваться. Но надо ломать стереотипы и у инвалидов в голове. Надо показать, что в этом положении можно жить полноценно. Я сейчас сижу в кровати и творю международный бизнес. В этом положении, когда у меня одна голова работает, я в Москву летаю один. Здоровенный и жадный до денег таксист встречает меня и везет куда надо, потом привозит в аэропорт и отправляет обратно в Калининград. Все барьеры в голове, их надо преодолеть.

***

Встаю в 7:30, жена почистила мне зубы, умыла, посадила за компьютер. В девять утра приходит помощник, два часа мы занимаемся в спортзале, по Дикулю упражнения, суставы посгибали. Я неисправимый оптимист и уверен, что года через три-четыре придумают какой-то bluetooth, сделают один укол в затылок, а второй — в копчик, и пойдет по дополнительной шине сигнал к ногам. Поэтому надо, чтоб все гнулось. Ну, и без физзарядки самочувствие будет никакое. В 11 еду в офис, до часу-двух работаю, обедаю и там же в офисе сплю часик. Сидеть могу часа два-три максимум. С трех до пяти опять работаю, к шести домой, отдохну, постою в вертикализаторе и сажусь обратно работать до часу ночи.

***

Вот вы со мной пообщались, я вызываю жалость или не очень? Представьте меня в красивой итальянской рубашке, в дорогущей, как автомобиль, коляске, загорелым. А? Есть у меня один приятель-инвалид, и я все время думал, почему он меня так раздражает? Потом понял — он своим поведением максимально подчеркивает, что инвалид. Я понимаю, что, да, я нестандартный парень: и передвигаюсь не как все, и кормят меня с ложечки, но я себя не ощущаю инвалидом. Я смотрю на вот этих ребят в черных спортивных костюмах, туфлях и с пивом, которых часто вижу, и понимаю — им 25, а они уже инвалиды.

***

У меня есть знания, я вижу, как это реализовано в других странах, вижу все изнутри. Я знаю, что у меня хватит сил сделать это в масштабах страны. Ту же систему выдачи технических средств реабилитации. Ту
же безбарьерную среду. В этом или следующем году мы запустим в Калининграде социально-туристическое такси, чтобы инвалид-колясочник в комфортных для себя условиях мог сделать тур, который замкнет все наши пляжи, музеи и так далее. И мы точно построим большую красивую фабрику Observer — такую, что все закачаются.

***

В моем положении даже больше азарта: и это уже даже не «сделаю я или нет?», а «когда я это сделаю?».

Источник: Журнал «Нация». Беседовала Дарья Максимович, фото: архив героя публикации.


Было интересно? Хотите быть в курсе самых интересных событий в Ростове-на-Дону? Подписывайтесь на наши страницы в ВКонтакте и канал в ЯндексДзен и Telegram.

Вы можете сообщить нам свои новости или прислать фотографии и видео событий, очевидцами которых стали, на электронную почту.