Юрий Потурнак: «Агрессия помогает нам спасаться»

Сложно ли жить человеку в современном обществе? Со всех сторон его подстерегают агрессия и разнообразные кризисы. Все это сверху обильно поливается чернухой из СМИ. Как выживать, и нужно ли пытаться бороться, рассказал ростовский психолог Юрий Потурнак.

— Сложно ли жить человеку в современном обществе?

— На каждом этапе развития общества человеку было сложно. Но нам, наверное, немножко сложнее. Мы можем легко удовлетворить свои потребности: получать что-то, выделять, заботиться о теле, ходить в тренажерный зал или салон красоты. Нам это доступно, но нам сложнее, например, вступать в отношения. У нас появилось много посредников для этого, например, соцсети. И какие мы настоящие, понять сложно даже нам самим, а друзьям и партнерам — тем более. Например, сейчас я работаю с подростком 17 лет и спрашиваю, дрался ли он когда-нибудь… А он говорит, что не дрался, и отвечает так, будто я спросил что-то страшное. Раньше это было странно, если подросток в 17 ни разу не дрался. А при этом этот мальчик считается хулиганом. Проблема в том, что сейчас мы лишены архетипической возможности выражать себя. Если вы посмотрите на детскую площадку, то увидите, что дети всегда гуляют с родителями, а в моем детстве я гулял сам уже лет с шести. Гулял с друзьями, и это было здорово…

— Но ведь это и вопрос безопасности тоже. Разве нет?

— Безопасность… В моем детстве был Чикатило, и все об этом знали и все равно гуляли, а сейчас Чикатило нет, но есть другие факторы. Но на самом деле безопасность — это то, что у людей в голове.

— Принято считать, что сейчас растет преступность, родители не доверяют детям…

— Может быть. Но сейчас нет общения детей без взрослых, благодаря которому ребенок учится преодолевать сложности сам. А это очень важно.

— Какие могут быть последствия?

— Последствия связаны с тем, что ребенок постоянно находится в зоне комфорта и потом тянет ее за собой через всю жизнь. Когда он приходит к 30 годам, ему становится сложно. Он, например, не привык терпеть, когда хотел пить или есть. Эти потребности удовлетворялись родителями еще до возникновения. А потом люди сейчас жалуются на инфантилизм партнера, но ведь это напрямую связано с детством, со стремлением родителей оградить от всего, во всем помочь. Нет самостоятельного опыта решения проблем. Помните, мы раньше гуляли во дворе и когда нам хотелось пить, мы не шли домой, чтобы, как тогда говорили, «не загнали». Мы с друзьями шли к бабушке-соседке, и она нам помогала, выносила воды. Мы решали проблему сами. А сейчас ребенок еще даже не захотел пить, а родители уже бегут к нему с бутылочкой…

— Если родители стали вести себя неверно только сейчас, откуда взялись 30-летние инфантилы, которых вроде бы так не воспитывали?

— Это глобальный вопрос. Так или иначе, наша страна стала воспитывать людей в «однополых» семьях раньше, чем Европа и Америка. Но однополые семьи у нас возникли не из-за желания следовать модным тенденциям, а просто из-за того, что часто ребенка воспитывали мама и бабушка. И у тех детей, которые воспитывались в такой семье, нет понимания того, кто такой мужчина, или того, как вести себя с мужчиной, если вы женщина. И у всех нас был перекос в воспитании. Если женщина воспитывала мальчика сама, она не могла дать ему понимание того, каким образом необходимо преодолевать сложности. Даже если семья без особых проблем, отсутствие мужчины отражается на ребенке. Вырастают в результате эдакие мужчины с ограниченной ответственностью. Это связано с однополым воспитанием. После войны, например, мужчины в семьях были только физически, но по факту их не было. И сейчас мужчина исключен из семьи в качестве человека, который должен воспитывать ребенка. Я считаю, что мама вообще должна принимать минимум участия в воспитании. Женщина может интуитивно подсказывать многие вещи, но стратегию всегда задает мужчина. Он как капитан корабля, а женщина держит курс. Мужчина говорит: «На Берлин!», а женщина помогает вещи собирать.

— Выходит, что это — беда не одного поколения…

— Конечно! Есть шанс, что наше поколение обратит на это внимание. Мой дедушка был 13-й ребенок из 15 в семье. Был голод, война, эвакуация. Он оказался в Ростове, поступил в техникум и вел дневник. Я читаю его дневник и вижу, что то, что он делал за неделю тогда, я делаю сейчас за пару дней. Темп жизни сейчас другой. И у мужчин, и у женщин огромное количество событий в день. Мы эмоционально не успеваем отреагировать на эти события. Когда все это накапливается, мы встречаемся с кризисом. Безумное количество информации, которую мы не успеваем проживать, дает этот эффект. Мы не успеваем проживать все чувства, с которыми нас сталкивает жизнь.

— Говорят, что в последнее время сдвинулась временная граница понятия «средний возраст», сейчас он начинается чуть ли не с 25 лет…

— Бывает так, что люди начинают взрослеть раньше. Я вижу, что некоторые могут к черте 30 лет прийти и в 25. Они и сами начинают понимать, что с ними происходит что-то не то. Здесь, кстати, снова чувствуется влияние нашего детства. У меня есть друг. Он хотел быть спортивным журналистом, знал очень много о спорте, спортсменах, мог сказать размер бутс игроков сборной Португалии, болел этим. Он был бы классным журналистом, но родился в семье медиков, и ему пришлось пойти по пути отцов и дедов. Он долго учился, а когда начал работать, на него было печально смотреть. В результате он все же принял свою профессию, но не сразу. У нас часто бывает так: мы подходим к возрасту, когда у нас все уже есть, но почему-то мы не счастливы. Вероятно, потому, что цели, которых мы достигли, были не наши. Я мечтал об одном, а вышло другое. Кризис происходит, когда человек не рад тому, что с ним творится сейчас.

— Как выходить из этой ситуации? Все кардинально менять?

— Конечно, можно и поменять, но есть другой способ. Существует много возможностей прожить кризис иначе, не тупо сбежать от него, а попробовать найти в том, что есть сейчас, что-то хорошее. Можно писать в ЖЖ и реализовывать себя так, можно расслабляться еще как-то. Некоторые люди спасаются с кризисом среднего возраста при помощи ухода из семьи или с работы. Но это скорее их выработанная жизненная стратегия. Например, ребенок ходил в детский сад, там было не так, и родители перевели его в другой. Потом была школа, и ситуация повторилась. Из-за этого у него отложилась такая норма поведения: плохо — беги. У человека нет навыка справляться с проблемой.

— То есть, можно говорить, что выход в хобби? Но ведь чаще люди все бросают и бегут…

— Так, увы, принято. Я был на семинаре по целеполаганию, и там был разбор целей. Парень пришел с целью купить «Форд Фокус». Он все визуализировал, представил в мелочах, описал. А потом его спросили, для чего ему эта машина. Он ответил, что как только он купит «Форд», его начнут уважать «пацаны с района». А потом его начнет уважать его папа. «Он поймет, что я не тюфяк, потому что меня уважают», — рассказал молодой человек. Оказалось, что для него важнее уважение папы, чем «Форд Фокус».

— К чему ведут вот такие цели не для себя, а для кого-то?

— Накапливается злость и обида, также появляется агрессия. Но это самостоятельное состояние. Агрессия — это вообще наше движение к чему-то, это не нападение. Она может выражаться и в сексе, и в процессе знакомства с девушкой, и еще в чем-то. Она бывает здоровой и нездоровой. Нездоровая агрессия — это ирония. Я, например, не могу напрямую что-то сказать человеку, и, значит, я буду его подкалывать. Агрессия это, в том числе, и физическое насилие. Это состояние, которое может сотрудничать с разными чувствами. Сейчас принято считать, что агрессия — это чисто негативное состояние, но это не так. Здоровая агрессия помогает нам спасаться. Если ее не будет, мы не выживем. Здоровая агрессия — это и спорт, и открытое выражение своих чувств.

— Этому нужно учиться, но не каждый может выражать агрессию открыто, это сложно…

— Некоторые терпят, а у некоторых уровень агрессии зашкаливает, и они идут, например, в переполненную маршрутку и выражают агрессию там.

— А если человек не выбрасывает нездоровую агрессию, что происходит?

— Это опасно. Если уровень агрессии зашкаливает и человек ее никак не выражает, то агрессия направляется против себя. Это называется аутоагрессия. Например, хулиганская езда на авто — это аутоагрессия. Молодые люди носятся по дорогам, но даже не понимают, что делают хуже в первую очередь только себе и тем, кто рядом. Другие способы выражения аутоагрессии — это болезни, психосоматика. Человек не может выразить все, что у него внутри и заболевает. Болезней много, и они зависят от нашего состояния.

— Если человек долго чем-то болеет, то имеет смысл обратиться к психологу?

— Да, именно так. Часто люди выздоравливают, когда начинают работать с собой. Есть масса доказательств того, что это работает. Так, при лечении алкоголизма психологи обычно помогают гораздо больше, чем медики… Медики могут почистить организм, вывести токсины, а психологи меняют образ мыслей, и это имеет большее значение. Сейчас по всему миру популярна система 12 шагов. Ее изобрели в США два алкоголика…

— Эта система подходит для каждого вида зависимости? А если у человека зависимость от другого человека?

— Да, созависимые отношения эта система тоже решает. Зависимость — это всегда попытка забить пустоту внутри. Кто-то забивает алкоголем, кто-то табаком, кто-то другим человеком…

— Но проблема от этого не исчезает?

— Нет. И это снова из детства. Это потребность в родителях, в их ласке, потребность в том, чтобы родитель позволил принимать решения, уважал мой выбор. Сюда же относится и игровая зависимость у детей. Когда-то в каких-то обстоятельствах их выбор был обесценен, и они решили не делать вообще ничего. В игре они могут почувствовать себя главными, а в жизни — нет. Опять же, в игре не надо ничего решать. В этом мире все гораздо хуже и сложнее.

— А как сюда относится зависимость от соцсетей?

— Там немного другой механизм. Там есть спонтанность в общении, а в игре спонтанности нет. В соцсетях часто возникает азарт, но нужно помнить, что там общаемся не мы, а наши аватары. Мы выставляем ту маску, которую хотим преподнести обществу. Но мы никогда не покажем там свое нижнее белье, свои страхи, комплексы. Поэтому в соцсетях никогда не стоит ждать безусловного принятия и любви.

— Но ведь есть люди, которые максимально открыты на своих страницах, и выставляют напоказ все, что имеют: как хорошее, так и плохое?

— Они зависимы от того, что говорят соцсети, но, по сути, это безопасно. Когда мы делимся наблюдениями глаза в глаза, мы проживаем больше эмоций, чем в соцсетях, когда говорим о том же. Реальное признание более ценно, но это опаснее. Можно ли в глаза сказать человеку о том, что он бездарь? Это сложно…А в интернете это проще, потому что он не сидит с вами рядом. А вообще, хорошо, что есть интернет. Кому-то просто больше негде выразить себя.

— В последнее время часто говорят о том, что мы все окружены негативной информацией. Как от нее защититься и нужно ли от нее защищаться вообще?

— Всегда нужно понимать, что если ты идешь под дождем, то ты промокнешь. Так и с информацией. Каждый человек обладает определенным сознанием: есть сознание пчелы и сознание мухи. Пчела видит цветы, и она счастлива. Муха, в свою очередь, вылетает и видит помойку. И у каждого свое предназначение. Но мы не пчелы и не мухи, мы можем выбирать. От этого выбора зависит качество нашей жизни. Знаете, есть замечательная история об итальянце, который приехал в Америку в период Великой депрессии и смог разбогатеть в тот момент, когда другие становились банкротами. Когда его спросили, в чем был его секрет, он рассказал, что когда только приехал, он не знал английского и просто делал свое дело: пек пиццу. Не читал газет, не слушал радио и не обсуждал кризис с окружающими. Это его спасло.

— Неужели выход в том, чтобы просто выключить радио или телевизор?

— Все же, не совсем. Настрой на позитив не снимает с нас ответственности за этот мир, за то, что в нем происходит. Мы должны влиять на него.

— Здесь не так просто. Например, представим, что есть абстрактный рабочий, который приходит вечером домой и может выбирать: слушать ему новости или нет. А есть журналист, который ежедневно находится в информационном поле и, волей-неволей, должен пропускать все это через себя. Как среди одной большой помойки продолжать видеть цветы?

— Но ведь, несмотря на помойку, цветы все равно есть. Есть же новости о хорошем.

— К сожалению, эти новости практически не читают…

— Понятно, что не читают, но и фокус внимания сдвинут. Кто дает людям читать новости? Пресса. Сейчас сложно перестать писать негатив и переключиться на что-то хорошее. Но даже самый длинный путь начинается с маленького шага. Нужно думать об альтернативных источниках информации, думать о том, что мы можем сделать, чтобы изменить ситуацию. Понятно, что нельзя в одночасье бросить принятую давно систему. Я слежу за новостями. Не погружаюсь, но вижу, что у ростовских СМИ есть опасная тенденция: зачастую новости ужасно похожи одна на другую, создается впечатление, что иногда в них меняются только предлоги. Есть ощущение, что журналисты иссякли. Люди не помнят о том, что они любят в жизни, кроме написания новостей. Кажется, что писал все один человек, а потом все остальные просто плохо переписали. Где профессионализм? Пять лет человек получает образование, а куда это потом девается? Есть ощущение, что где-то находится специальный институт, который ежедневно утром говорит о том, что именно всем нужно писать сегодня. Ничего оригинального.

— Поделитесь своим рецептом для улучшения жизни…

— Нет общего рецепта. Да, мы очень похожи, но этот мир мы видим по-разному. Можно стараться видеть что-то хорошее, возможно, это сможет помочь.