Владимир Познер: «Я верю, что 2×2=4»

18 апреля в Ростове-на-Дону Владимир Познер, представил свою книгу «Прощание с иллюзиями» на русском языке. В этот день он дважды встречался с ростовчанами — в кинозале Донской государственной публичной библиотеки и в «Доме книги». Обе встречи посетила и я. И записала ответы Владимира Познера на наиболее яркие вопросы «из народа».

— Вы говорите, что своей книге прощаетесь с верой в советский строй. Во что тогда вы верите сейчас?

— У Мольера есть пьеса, в которой у героя спрашивают: «Во что ты веришь?», а он отвечает: «Я верю, что 2×2=4». Так вот я, верю: в любовь, в порядочность и так далее. Но вообще, вера сама по себе — штука очень неконкретная. А я люблю иметь возможность пощупать, чтобы в чем-то убедиться. Я верю в некоторые базовые истины, которые выражены в сказках, потому что это вещи, которые вырабатывались в течение длительного времени, которые отчасти выражены и в Библии и в Коране. Это вещи, до которых люди дошли благодаря гигантскому опыту. Но я не верю никаким системам, я не верю никаким партиям, никаким политикам. Не верю словам — мне нужно показать действие.

— Во всех интервью с Вами, вы говорите, что вы атеист. Насколько тяжело быть атеистом? Ведь это значит, что Вам приходится самому нести ответственность за себя и свои поступки…

— Конечно, человеку верующему легче жить, в том смысле, что он может всегда всё объяснить Божьей волей. И таким людям, наверное, легче стареть и так же легче приближаться к смерти с ощущением того, что это не конец, а начало чего-то совсем другого. Человек как я считает: «я умер и умер, все, конец, ничего больше не будет и нечего надеяться». Я так считаю как биолог. Мне нравится знать и отвечать за все хорошее, что я сделал и за все плохое, что тоже сделал именно я, по своей воле. И, возможно, я могу кого-то обидеть, но я всегда считал, что вера для людей слабых, которым нужно что-то иметь «там».

Церковь — это уже не религия. Церковь — это институт, который осуществляет идеи религии. Как, например КПСС осуществлял идеи коммунизма, который для меня, конечно, утопия, а КПСС для меня — это преступная группировка.

Поэтому, если я — атеист, вдруг ошибаюсь и окажусь перед Господом, я спрошу: «Как тебе не стыдно?». Исходя из того, что если Бог отвечает за все и за всех, если он абсолютно все знает, как тогда может быть, что дети умирают от голода, а цунами вдруг уносит жизни 200 тысяч человек, почему падает самолёт с командой «Локомотив», это что, все по Божьей воле?

— Как вы оцениваете идею создания в России общественного телевидения?

— Общественное телевидение существует в 49 странах, и везде действует единый принцип — общественное телевидение не зависит от власти и от рекламы. За общественное телевидение платят граждане страны. Например, в Великобритании работает канал BBC. Британцы платят некую сумму за каждый телевизор в доме, независимо от того, смотрят они BBC или нет. И эти деньги напрямую идут на счёт телеканала.

А что сделали у нас? Указом пока ещё президента Медведева создаётся общественное телевидение — и назначается редактор. Это просто издевательство! О какой независимости идёт речь? Это абсолютно зависимая структура, ещё один госканал.

— Вашими собеседниками были сотни, если не тысячи людей. Какое интервью вам запомнилось больше всего?

— Мне довелось разговаривать с очень многими людьми, выдающимися, и не очень. Все они были интересными собеседниками. Так что, пожалуй, было бы очень трудно назвать «самое-самое» интервью. Их было несколько. Некоторые даже не вышли в эфир. У меня было, например, невероятно интересное интервью с Ельциным. Оно было запрещено, потому что он тогда был в опале, а интервью было слишком сильное. Там он на мой вопрос о том, демократ ли он, он ненадолго задумался, а потом сказал: «Нет. Как я могу быть демократом? Я родился, вырос и работал при коммунистическом тоталитарном строе». Ещё одно интервью было с ныне покойным гениальным темнокожим музыкантом Рэем Чарльзом. Потрясающее интервью.

Вот о политиках такого сказать не могу. Политики, как правило, не говорят правды. Они говорят то, что им выгодно говорить, и их надо каким-то образом заставить показать зрителю, что они врут: как глазки бегают, как пальчики дрожат.

— Вопрос о Михаиле Прохорове. Как вы считаете, какой он человек и видите ли Вы его президентом?

— Прохоров у меня был трижды: как миллиардер, как лидер партии «Правое дело» и в третий раз как кандидат в президенты. И, я, можно сказать, разговаривал с ним три часа, кроме того, что общался с ним помимо передачи. Я дважды с ним ужинал. Тут надо быть очень осторожным. Потому что если ты собираешься задавать человеку неудобные вопросы, а это делать приходится, нельзя допускать чтобы он приглашал тебя, а тем более за тебя платил. А теперь о моём впечатлении. Он, конечно, очень быстро учится. Он очень умный. На самом деле. С ним можно разговаривать только сидя, потому что разговаривать стоя неудобно — шея болит.

Я думаю, что в школе ему было тяжело, над ним, наверное, издевались. Оттуда у него и появилось это стремление «доказывать». И в бизнесе он доказал, здесь не может быть сомнений. Теперь он решил, что может сделать это и в политике, для него это стало вопросом принципиальным. И здесь против него работало очень многое. Во-первых, в России богатых людей не любят, а очень богатых — очень не любят, во-вторых, много говорили о том, что он — «кремлевский проект», в-третьих, у него нет политического опыта. Тем не менее, он в очень короткий срок он сумел добиться того, что в Москве, Петербурге и Екатеринбурге он получил 20 процентов голосов после Путина, хотя, на самом деле их было, конечно больше. А в стране по итогам голосования он оказался третьим.

Это несомненные доказательства того, что он — реальный человек, с реальной политической силой. Он пока не создаёт партию — и правильно делает. Он присматривается, что будет дальше. И даже если кто-то говорит, что создаёт, я вам говорю, что нет.

Может ли он стать президентом? Может. Если Медведев смог….

— Складывается впечатление, что Путин испытывает к Вам антипатию. Какие у этого могут быть последствия для Вас? Боитесь ли Вы их?

— Очень жаль, что я не прихватил с собой телеграмму, которую получил от Путина в день рождения. Более похвальной телеграммы я не получал. Хотя, зачем ему вообще посылать мне телеграммы. Вот Медведев, например, меня не поздравил, вот он меня не любит. Не любит, возможно, за мои высказывания против русской Православной церкви. А вот Путин поздравил, причём не просто поздравил, а дал мне характеристику, как журналисту. Такую, что я был даже растерян. Я думаю, что он ко мне относится как раз, хорошо. Другое дело, что у нас с ним разные взгляды. При этом он понимает, что как крупное государственное лицо он неизбежно станет объектом журналистской критики. Боюсь ли я? Не боюсь. Во-первых, я прожил довольно много лет и вообще, боюсь только за своих родных и близких, а во-вторых, я достаточно заработал денег, чтобы бояться потерять работу, на паперти не окажусь.

— В одной кулинарной книге есть Ваша цитата, в которой Вы говорите, что Ваша мама, раскрывая рецепты, «чуть-чуть не договаривает», а Вы, договариваете, или оставляете что-то несказанным?

— Когда меня спрашивают о рецептах, а я как раз готовлю, я, конечно, не все рассказываю, потому что не хочу, что все могли делать то, что делаю я, и поэтому, я что-то забываю. Когда же я отвечаю на Ваши вопросы, я стараюсь выговорить всё полностью. Есть, конечно, вопросы, на которые я не могу ответить, или не хочу, но если я все же берусь отвечать, то отвечаю полностью.