Последний турист Босры

— Фамилия, имя? — задал вопрос человек с автоматом.
— Красько Вячеслав, — непривычное звучание славянского имени доставляло ему ощутимые страдания.
— Зачем приехали в Босру? — спросил военный.
— Посмотреть крепость и амфитеатр… — с учётом ситуации мой ответ прозвучал по-идиотски.

Допрос проходил как раз в этой крепости, куда я так рвался, перестроенной арабами около тысячи лет назад из древнего римского амфитеатра. Офицер сирийской армии сидел за столом в углу мрачного, смахивающего на склеп помещения, куда каким-то чудом проникал дневной свет. Рядом сидела средних лет женщина в хиджабе, которая переводила с арабского на английский.

— Вы что, не знали что у нас война?
— Знал, но водитель сказал, что это не настолько опасно.
— Как вам удалось обойти все блокпосты от Дамаска до Дараа и Босры?
— Просто говорил, что я русский, — и меня пропускали…

Да, все так и было. Конечно, я слышал, что Дараа — это регулярно сотрясаемый бандитами район, но водитель на автобусной станции Дамаска заявил, что там спокойно, а вот в Босру лучше не ехать.

Именно с мирной акции в этом городе все и началось 14 марта 2011 года. Подростки как-то очень неожиданно проявили политическую активность, организованно вышли на улицу и расписали стены антиправительственными лозунгами. Власти усмотрели в этом недетский след и отреагировали достаточно жёстко. А дальше пошло-поехало.

Поэтому я отправился на разведку в Дараа в расчёте на то, что уже там, на месте, определюсь: отправляться ли в расположенный в получасе езды городок с римскими развалинами. Разумеется, когда в автобусе местный житель заявил, что в Босре все спокойно, я не раздумывая взял такси и рванул туда. Когда же по дороге меня за полчаса остановили 5–7 блокпостов, а потом, узнав что из России, с улыбкой и словами Welcome to Syria! пропустили ехать дальше, я успокоился.

Дорога была пустынной, а стоявшие вокруг дома казались заброшенными. Путь время от времени преграждали насыпи из песка, так что приходилось сбавлять скорость и выписывать «восьмёрки», объезжая их — очевидно, что для того их и соорудили. «Может у них какая-нибудь ближневосточная сиеста», — нашёл я объяснение странному безмолвию улиц.

Вот и Босра.

Хотя город существует около трёх тысяч лет, со времён фараонов, пережил Римскую империю, Византию и Арабский халифат, с виду он, конечно, деревня-деревней. Однако, главная его прелесть, — безусловно, крепость. Или амфитеатр. Короче, и то, и другое.

Дело в том, что изначально, когда город стоял на пересечении торговых путей, римляне для собственных утех отстроили там большой амфитеатр. Сменившие их спустя сотни лет арабы соорудили на входе в амфитеатр крепостную стену, спрятавшись за которой отражали чьи-то набеги. Теперь там стоит советский боевой танк.

На въезде в город возник суровый бородач в красной рубахе и калашниковым, причём больше всего меня смутила именно красная рубаха. Потому как если в военной униформе — значит наш, т. е. не тронет и даже улыбнется. А если в красной рубахе…

— How is situation here? Safe? — выглядываю я в окно
— Safe! Very, very safe! — мрачно ухмыльнулся бородатый и что-то прокричал своему подельнику на арабском, из чего я только понял «руссо».

Машина въехала на площадь перед центральным входом. Закрытое здание «Turist information», заколоченные окошки билетных касс, заброшенные ресторанчики. А ведь два года назад здесь проходило до десяти тысяч человек в день! Весёлые, зазывающие туристов вывески на их стенах выцвели и ещё больше подчёркивали висящее в воздухе напряжение.

Билеты проверять было некому — я был на площади один. Если не считать советского боевого танка, который забаррикадировал единственный вход в амфитеатр-крепость. Осторожно оглядываясь на него, я с камерой наперевес двинулся мимо, к расположенным напротив крепости римским развалинам.

Внезапно прорезавший напряжённую тишину выстрел заставил вздрогнуть. Наверное, он должен был меня остановить, но вместо этого я огляделся по сторонам, оценивая ситуацию: вокруг ни единого человека, у танка тоже нет никого движения. Я двинулся дальше, на самый верх полуразрушенной крепостной стены.

Вид отсюда открывался восхитительный! Подо мной лежал прекрасно сохранившийся и один из древнейших римских городов. Стройные ряды колонн, венчающие каменные стены полукруглые арки, многочисленные коридоры, залы… Я стоял среди всей этой красоты, мысленно представляя, какая жизнь была здесь сотни лет назад.

Недолго.

Не прошло и пяти-десяти минут, и только я подумал, что, наверное, представляю идеальную мишень для снайперов, как со стороны крепости выбежали два человека. На них не было ни военной униформы, ни знаков отличия.

— Down! Down! — кричали они, жестами показывая, что я должен немедленно спуститься.

Испугавшись огня снайперов, я пулей соскочил вниз, с противоположенной от бегущих ко мне людей стороны, и притаился в каменной нише. «Кто они? Солдаты или повстанцы? Двигаться к ним или бежать прочь из крепости в сторону города?». На размышления у меня были секунды, а между тем, это был вопрос жизни и смерти.

Позднее, офицер сирийской военной контрразведки мрачно пошутит: «В той ситуации вам лучше было бы умереть от пули снайпера, чем попасть к ним в плен. Хотите увидеть материалы, что они делают со своими жертвами? Русского они точно не пощадили бы».

Наконец, в одном из приближавшихся людей я узнал водителя, с которым приехал в Босру. Нерешительно выйдя из своего укрытия, я двинулся к нему. Водитель сам выглядел испуганным, рядом с ним был арабский парнишка лет двадцати. Оглядываясь по сторонам и пригибаясь, они повели меня из крепости. Только когда стало понятно, что мы направляемся к танку, я выдохнул: «Слава Богу! Не бандиты!»

Мы прошли через ведущий ко входу в крепость мост, перелезли через танк и оказались внутри достопримечательности, к которой я так рвался.

* * *

Допрос закончился, и женщина в хиджабе перевела, что возвращаться через Дараа мне нельзя, так как дорога туда сейчас является одним из самых опасных в стране мест. Вместо этого надо ехать в Дамаск через Суэйде, но и там небезопасно, поэтому меня будут сопровождать военные.

— Можно мне все же посмотреть напоследок амфитеатр? — набравшись наглости обратился я к офицеру.
Он на несколько секунд остановил на мне взгляд, потом усмехнулся и сказав что-то женщине на арабском одобрительно кивнул.
— Да, вы можете пройти, но снимать запрещено, — перевела она и добавила — Знаете, у нас уже несколько месяцев, как не было ни одного посетителя. А ведь раньше это было одно из самых посещаемых мест в Сирии.

Оказалось, что она директор этого археологического комплекса…

С вооружённым калашниковым солдатом мы двинулись по огромному крепостному коридору из чёрного камня в сторону амфитеатра. Нас сопровождали только сумрак и тишина. Даже не верилось, что совсем недавно это место было наводнено пёстрой толпой туристов.

— Можешь незаметно сделать пару кадров, только быстро! — жестами показал автоматчик, когда мы пришли на место, и заговорчески посмотрел на меня.

Так и появились эти последние кадры из осаждённой крепости…

* * *

«Интересно, а не могут они меня продать повстанцам?», — подумал уже сидя в машине, той самой, в которой я приехал в Босру, но только вместо водителя сидел переодетый в штатское тот же самый офицер, что допрашивал меня в крепости. Эти тревожные мысли были навеяны небритой физиономией в штатском, которая остановила автомобиль на выезде из города и перед которой мой офицер заговорил явно заискивающим тоном.
«Физиономия» положила лапу на мою камеру.

— Твоя? Зачем она тебе? — он зло заглянул мне в глаза и дёрнул на себя.
— Турист! — ответил я ему таким же колючим взглядом и вцепился в фотоаппарат.
— А это — твоё? — кивнул он на рюкзак на заднем сидении.
— Моё! — твёрдо сказал я, продолжая игру в «гляделки»
— Ладно, проезжай, — хлопнула меня по плечу «физиономия» и улыбнулась.

Мы колонной двинулись на Суэйде. Впереди ехал советский танк с пятью сирийскими солдатами на броне. Они пристально всматривались в придорожные кусты и держали стволы наготове. Следом на экспроприированном автомобиле ехал я с офицером. Замыкал процессию ещё один автомобиль, в котором сидели четыре автоматчика и абсолютно подавленный водитель, который привёз меня в Босру.

В Суэйде мы попали в расположение воинской части, только все солдаты почему то были в штатском. Никогда бы не мог подумать, что меня так будет радовать портрет Башара Асада — это было единственное подтверждение, что я по-прежнему в расположении правительственной армии, а не в руках боевиков. Здесь мне указали на армейский джип, посадили рядом несколько автоматчиков и молча повезли в неизвестном направлении. Сверился по компасу — все в порядке, едем на север, в Дамаск.

* * *

— В Босре вы оказались в центре контр-террористической операции. Обычно, боевики рассредоточены, но в тот момент, когда вы поднялись в крепость, они как раз все собрались вокруг. Среди них были люди вооружённые автоматами, снайперскими винтовками… Скажу больше, они подбирались к вам, были совсем близко, примерно в ста метрах, и собиралась вас похитить, — взгляд нового действующего лица этой истории был умным и острым, он чётко сканировал все мои реакции.

— В той ситуации вам лучше было бы умереть от пули снайпера, чем попасть к ним в плен. Хотите увидеть материалы, что они делают со своими жертвами? Русского они точно не пощадили бы — именно тогда прозвучали эти слова.

К концу этого сумасшедшего дня я был в центре Дамаска, ожидал пока приедет представитель российского посольства. Здесь висели портреты Башара и Хафеза Асада, меня угощали кофе и соком, со мной говорили на хорошем английском, перед моим визитом даже почистили туалет… Но никто не хотел сказать, что это за место. И даже GPS обозначал это место на карте как обычное жилое здание.

Официальная часть очередного допроса завершилась. На этот раз меня подробно расспросили когда и через какой погранпереход я прибыл, какие города посетил, какое у меня образование и даже место работы… Теперь мы просто общались.

— А почему не поехал в Хомс? Или в Идлип? В Хама, наконец? — чекист, а это был явно чекист, надо мной подтрунивал.

Дело в том, что все названные города являются «горячими точками» Сирии. Хомс и Хама стали следующими после Дараа городами, захваченными боевиками. Да-да, прочь дипломатию, надо называть вещи своими именами. «Они режут людей как скот. Любого, достаточно чтобы он был не суннитом, а алавитом или шиитом, или просто поддерживал власть», — подобные описания мне приходилось слышать не раз, и не только от представителей власти, но и от простых людей разных конфессий, включая беженцев из Хомса.

— В Пальмиру ехать уже тоже нельзя. Дорога крайне опасна, до города и в самой Пальмире боевики. В Алеппо — если только на самолёте, и ни в коем случае нельзя отправляться за пределы города, в заброшенные города. Наземным транспортом из Латакии и Хомса туда даже местные бояться ехать, так как машины и автобусы останавливают, грабят и нередко убивают пассажиров, — уже совершенно серьёзно продолжал человек с острым взглядом.

* * *

— Знаете где вы только что были? — спросил меня Игорь, российский атташе по военным вопросам, когда мы покинули столь гостеприимное здание.
— Это было здание военной контрразведки, — тут же ответил он на свой вопрос — Вам чертовски повезло, что вас не посадили в тюрьму или не поймали боевики.
— А смысл боевикам убивать меня? — спрашиваю я.
— Вы не представляете, что они делают с теми, кого поймают. В этом нет логики, это страшные люди. Хотите увидеть видеоматериалы с расправами?
— Нет уж, спасибо, верю на слово, — поспешил отказаться я.
— Если бы они успели до вас добраться, то в лучшем случае вы стали бы заложником. У них уже восемнадцать заложников — иранцы, венгры. Поймать русского было бы большой удачей для них, — ведь они смогли бы торговаться и ставить России условия вашего освобождения.
Постепенно я приходил в себя после всего происшедшего.
— Скажите, какие, на ваш взгляд, шансы Сирии выстоять в этом противостоянии? — спрашиваю я.
— Все зависит от внешних сил, — ответил Игорь, и голос его при этом прозвучал безрадостно.

Теперь я научился реально оценивать опасность и мой первоначальный план посещения Сирии рушился. Но амфитеатр в Босре я посмотрел.