Герман Греков: «Русский народ любит размышлять — это часть нашего генетического кода»

Ростовский независимый Театр 18+ в этом году стал единственным в России театром, который получил приглашение принять участие в международном фестивале «Неделя словенской драматургии». Сейчас представители театра запустили краудфандинговый проект, который позволит собрать средства на поездку в Словению и показать там спектакль «Шокошоппинг». В самом театре тем временем представляют премьеры сезона: главный режиссер Театра 18+ Герман Греков поставил спектакль «Хорошая смерть». «Городской репортер» поговорил с драматургом, актером и режиссером Германом Грековым о новой постановке, сезоне зарубежной драматургии, связи театра с другими видами искусства, а также о том, почему в иностранной пьесе нужно искать «нашу» культуру.

— На прошлой неделе в Театре 18+ прошла премьера спектакля «Хорошая смерть» по пьесе сербского драматурга Васко Раичевича. Почему вы решили обратиться именно к этому материалу?

— Первый повод для постановки этой пьесы — сезон иностранной драматургии, который сейчас идет в нашем театре. Из всего пересмотренного меня заинтересовала именно эта пьеса, можно сказать даже в плане географии. Мне кажется, Восточная Европа — одна из болевых точек нашего земного шара: там наиболее драматические моменты жизни и смерти. Я много смотрел балканского кино… Чем вообще хороши балканские авторы? Они очень смелые — не боятся задавать вопросы и не боятся на них отвечать, а мы все-таки немного боимся. И этой смелости можно позавидовать — она гармонична и вытекает из той ситуации, в которой они живут. Там немножко другая позиция жизни — что-то экзистенциальное, а это всегда очень привлекательно для художника. Я смотрел много английской, французской драматургии, там какая-то сатира, абсурд, а я хотел именно чего-то глубокого — заглянуть в бездну.

Во-вторых, в репертуаре нашего театра еще не было пьесы такого типа. В этом произведении большой элемент трагедии — самого высокого жанра. Конечно, эта пьеса не тянет в полном смысле на трагедию, потому что она одноактовая, и к тому же высокая трагедия всегда связана с лицами, от которых очень многое зависит.

В-третьих, мне показалось, что актерский ансамбль сложился. В задачи нашего театра входит еще и просветительское начало — не только для зрителей, но и для актеров. Современная драматургия — это отдельная история, не везде этому учат.

— Перед премьерой театр предупредил зрителей: если вы не хотите думать, не приходите на этот спектакль. Что имеется в виду?

— Вообще, я заменил бы тяжеловесное слово «думать» на более приятное — «размышлять». Я считаю, что размышлять — одно из удовольствий, данных человеку природой, одно из естественных его состояний. Человеку нравится размышлять, и как любой процесс, это требует пищи. Пищей всегда является либо фильм, либо пьеса, те вещи, которые дают неоднозначную трактовку, и ты имеешь полное право выдать этому произведению свою рецензию, поставить оценку.

Люблю сравнить все с кулинарией. Как говорил Виктор Гюго: «Жизнь — блюдо, которое нравится только благодаря приправе». Разовью эту мысль.

Пища для размышлений — блюдо с очень тонкими ингредиентами, там есть много составляющих, которые ты не сразу можешь вычислить. И самое главное — потом ты можешь поделиться послевкусием.

Мы делаем это, когда получаем какие-то ощущения. Чем-то однозначным делиться не хочется. Мне кажется лукавством говорить, что люди приходят в театр развлекаться. Но и размышлять, и делиться — почему мы это забываем? Русский народ любит поразмышлять, произведения искусства всегда востребованы — это часть нашего генетического кода. Вот если в нации есть генетический код, то пусть у нас он будет именно таким.

— А с чем связано обращение к зарубежной драматургии Театра 18+ в этом сезоне?

— Это такие правила игры, мы же все-таки театр и сами создаем себе условия. Нашему театру уже три года, и в репертуаре было не так много зарубежных пьес. Работа с таким материалом может иметь два варианта. Первый — проигрышный, другой более жизнеспособный. Первый — это когда постановщики начинают приближать. Например, если берут того же Макдонаха, сразу начинают играть Ирландию, хотя там никто не был. Даже если режиссер съездил, по пабам походил и месяц пожил там, он считает, что знает Ирландию, и потом на сцене играется такая «клюква». Я ни в коем случае не в осуждение это говорю, есть много талантливых постановок. Но играть в Ирландию — это со стороны выглядит так же, как в Голливуде играют русских. Любая игра в кого-то — всегда пародия. Когда берешь любую иностранную пьесу, ищешь какие-то точки соприкосновения с нашей культурой, с нашими людьми — это и есть второй вариант. И те пьесы, которые у нас приживаются, — именно второго варианта. Почему популярен Макдонах? Потому что в его пьесах есть что-то очень близкое: глубинка, провинция, все пьют, все друг друга ненавидят, жалуются на жизнь, но что-то заставляет их любить — это абсолютно наша история.

Когда мы делаем такие постановки, это лишний раз доказывает, что мир един, даже в своем различии. Нельзя себя отделять: если не гражданином мира быть, то человеком уж точно. Любая культура — синтетическая вещь, это аксиома. В этом тоже есть такой месседж, как сейчас модно говорить.

— Как вы отбираете произведения для постановок?

— Раньше была такая профессия — заведующий литературной частью, завлит, я сам проработал не один год в этой должности. Это была востребованная профессия, много знаменитых литераторов работали завлитами — Горький, Мандельштам. Но в наше время, когда так распространен Интернет, эта профессия оказалась не нужна. Режиссер сам видит, какую пьесу можно поставить, ему не нужен человек, который за него будет читать: режиссер должен уметь работать с текстом.

— Вы упомянули, что при постановке «Хорошей смерти» смотрели много балканского кино. Как часто приходится обращаться к кинематографу?

— Эти два явления — кино и театр — очень и очень зависимы друг от друга. Много киношных элементов используется в театре: начиная от банального и набившего оскомину проектора и заканчивая какими-то раскадровками, несколькими местами действия. Но не надо забывать о том, что кинематограф тоже очень тяготеет к театру. Абсолютно театральный режиссер, на мой взгляд, — Квентин Тарантино, он очень любит закрытые пространства. И все его самые удачные фильмы — именно такие, а его сценарии — это замечательные пьесы. Последний фильм Тарантино «Омерзительная восьмерка» — тому доказательство.

— В феврале в Театре 18+ состоялась премьера вашего спектакля «Лондон». Постановка совместила в себе элементы театра и выставки. Насколько сейчас распространено «сложение» разных видов искусства в театре?

— Тенденция одна, она называется «театр плюс», то есть театр плюс еще какой-то вид искусства — документальное кино, интервью, танец, живопись, спорт даже. Ведь что такое театр? При ответе на этот вопрос сразу начинают влезать в Древнюю Грецию и шаманизм, уходить в эти дебри, а все гораздо проще: идешь по улице, и два человека ругаются, целуются или просто разговаривают, а ты смотришь на них, и все — театр! Когда что-то происходит, обязательно находится зритель. Если есть генотип поведения, модель жизни — как угодно, то это он.

Театр — одна из универсальных форм передачи информации, он переварит все, он всеядный и может притянуть любой жанр, вид искусства.

— Сейчас принято условно делить театры на прогрессивные и традиционные. Как вы думаете, насколько оправдано это деление?

— Это все чушь. Просто есть государственные репертуарные театры, которые тоже по-разному существуют, и там все зависит от художественного руководителя и меры его прогрессивности — как от капитана корабля. У нас в театре немного другая система — ансамблевость какая-то. Штат небольшой, и все мы на одном повернуты: все обсуждаем и делаем сообща.

— А когда вы пишите пьесу, вы сразу понимаете, как ее можно поставить?

— Нет, работают разные области мозга. Когда ты пишешь пьесу, видишь реальных людей, реальное место действия. А когда переносишь это на сцену, то видишь актеров, которые не очень похожи на тех персонажей, с которых ты писал. В режиссуре и драматургии — разные законы, это разные операционные системы. Когда режиссер берет пьесу, то вступает в диалог с ней — спорит, соглашается, переделывает что-то под себя. Он превращает некое словесное облако в зримый образ, а при превращении меняются и смысловые акценты. Если говорят, что режиссер поставил спектакль так, как написана пьеса, — это ужасно. Я видел несколько талантливых постановок по своим пьесам, и тогда я превращался в зрителя и забывал, что я автор, — настолько был увлечен.

— Театр 18+ получил приглашение на фестиваль «Неделя словенской драматургии» в Словению. Насколько это важно — выступить там?

— Гастроли для любого театра — это обновление, свежий воздух. Как поездка в горы или пикник.

Специфика театральной жизни — бродячая, сидеть на одном месте — губительно для театра. Как драматург я состоялся только благодаря фестивалям — этим встречам, диалогам, людям. Поездка, а тем более за рубеж, на гастроли или фестиваль — это необходимая театру вещь. Так и должно быть.

— Какие ближайшие планы Театра 18+?

— Планов на самом деле — громадье. Хотим сделать еще одну сцену со следующего сезона. Ведем переговоры с Оксаной Зибровой по постановке спектакля «Саша, вынеси мусор!». Наш худрук Юра Муравицкий в следующем сезоне хочет сделать мюзикл — совместить стихи Александра Родионова и музыку Дениса Третьякова. У меня есть планы поставить спектакль в выставочном пространстве. Еще решили сделать спектакль-бродилку, в основе которой будет лежать сказка. Донатас Грудович должен приехать к нам — ставить спектакль-перфоманс «Мистический стриптиз». Весной ждем Талгата Баталова с пьесой Фассбиндера «Катцельмахер». Возможно, запустим мастер-классы с режиссерами и актерами, а также курсы.

— Планируются ли читки пьес в Театре 18+?

— Думаю, что мы организуем читки современной драматургии с последующим обсуждением. Я этим занимаюсь давно и вижу, как люди «подсаживаются» на читки. Человек по своей воле не будет читать пьесу — это сложно. Там в начале главные герои, которых потом обязательно забываешь… У меня папа читал так детективы — выписывал на листочек всех героев, чтоб не запутаться. В театре же пьесу преподнесут в абсолютно нужном ритме, внятно, четко, в голове даже может сразу сложиться спектакль. А после этого зрителю дают возможность поделиться впечатлениями или просто послушать кого-то. Если задача теледебатов, например, — довести, спровоцировать, то у нас это скорее умение дискутировать.